Каган русов - Страница 126


К оглавлению

126

- Значит, ты поможешь гану Аршаку? – спросил магистр.

- Можешь не сомневаться, благородный Константин, - холодно отозвался Фрелав. – У меня к оборотню свой счет. В Браниборе он убил многих моих друзей и родовичей, кои честно служили своей земле и князю Тугомиру.

Святослав размышлял долго и прежде чем дать окончательный ответ решил поговорить со своим ромейским родовичем с глазу на глаз. За двадцать минувших лет князь Святослав здорово изменился. Внешне он почти ничем не напоминал мальчишку с которым Константин откровенничал в стане угорского князя Вер-Булчу. В нынешнем Святославе чувствовалась мощь, переходящая все отпущенные человеку пределы. Магистр даже почувствовал несвойственную ему робость, оставшись наедине с каганом русов. В голове магистра даже мелькнула шальная мысль о божественной силе, которая снизошла на старшего сына княгини Ольги. Впрочем, Константин быстро взял себя в руки, не хватало еще, чтобы языческие суеверия поработили душу истинного христианина, каковым магистр себя числил не без оснований. Однако кем бы там ни был каган Святослав, человеком или полубогом, хлопот он империи еще доставит немало.

- Не хочу кривить душой перед родственником, - мягко начал Константин, - твой поход в Болгарию выгоден Византии не меньше, чем Руси.

- А другого, более надежного союзника у Царьграда не нашлось? – насмешливо прищурился Святослав.

- Ты угодил в самую точку, каган, - охотно подтвердил магистр. – Не к Оттону же императору ромеев обращаться за помощью?

- А почему нет? – вскинул правую бровь Святослав. – Он ведь христианин?

- Тем и опасен, - развел руками Константин. – Император Никифор хлипко сидит на троне. А Оттон рвется к власти над всем христианским миром. Негоже ромеям ходить под франками, а уж тем более под саксами, которые истинную веру приняли совсем недавно. Еще дед этого Оттона кланялся деревяшкам и водил дружбу с волхвами.

- Ты забылся, магистр, - насмешливо произнес Святослав. – Не надо хулить чужих богов.

- Прости, каган, - спохватился Константин, - но моя горячность в данном случае является лишь подтверждением моей искренности.

- Пожалуй, - согласился Святослав. – Я тоже буду искренен с тобой, Константин. Если Никифор Фока вздумает обмануть меня, то не поздоровится ни ему, ни Византии. Если же он будет честен со мной, то ни один мой воин не переступит границ империи. Такое условие тебя устраивает?

- Вполне, - склонился в поклоне Константин. – Я рад, что моя миссия завершилась столь успешно.

Глава 10
Вторжение

Империя готовилась к войне, это магистр понял сразу же по возвращении в Константинополь. Собственно иного от Никифора Фоки Константин и не ждал. За тем его и протолкнули на императорский престол, чтобы иметь во главе Византии не рохлю, не извращенца, а полководца, способного отразить любую агрессию. Однако Никифор пока что, видимо, не ощутил сколь кардинальные перемены свершились в его судьбе. И став императором Византии, он продолжал хлопотать только об армии, не обращая внимания на несущиеся со всех сторон жалобы и стоны. К сожалению, в дополнение к тяготам, которые принес простым ромеям налог на армию, прибавилась еще и нехватка хлеба, вызванная небывалой засухой, приведшей к гибели не только зерновых посевов, но и виноградников. Сотни тысяч земледельцев разорились, города переполнялись нищими, цена хлеба возросла во много раз, а Никифор этого словно бы и не заметил. Дабы увеличить приток средств в казну, новый император провел денежную реформу. Собственно необходимость в ней давно уже назрела, ибо в Византии ходили в обороте монеты разных стран и эпох, истертые уже до полного безобразия. Никифор приказал изъять их из оборота, заменой старых монет на новые. В этом-то и была главная хитрость, которую ушлые ромеи разгадали почти сразу, – содержание золота и серебра в новых монетах было гораздо меньшим, чем в старых. Цены мгновенно взлетели не только на хлеб, но и на все движимое и недвижимое. Взроптали уже не только низы, но и верхи. А трудолюбивый Фока как ни в чем не бывало продолжал перестраивать императорский дворец и обносить его толстенной каменной стеной. При этом были снесены многие дома и церкви, стоявшие вокруг дворца едва ли не со времен блаженной памяти императора Константина, принявшего истинную веру много сотен лет тому назад. Второй не менее дорогостоящей забавой Никифора стало создание панцирной конницы. Когда клибанофоры, закованный с ног до головы в сталь, проезжали по городу на крупных конях, тоже защищенных доспехами, у обывателей сводило скулы от страха и негодования. Ибо снаряжение одного такого воина стоило бешенных денег, а император собирался снарядить тысячи подобный железных истуканов. Те, кто умел считать хватались за голову, остальные просто плевали вслед железным всадникам, стараясь при этом не попасть в городских стражников епарха Сисиния, едва ли не единственного человека, пытавшегося спасти от голода родной город.

- Воля твоя, патрикий Александр, - взывал к отцу императора епарх, - но добром это не кончится. Уйми ты своих сыновей.

Старый патрикий здорово сдал за время отсутствия магистра Константина. Судя по всему, ответственность, свалившаяся на плечи, оказалась Александру не под силу. И теперь он только морщился да вяло отмахивался правой рукой от слишком уж настойчивого епарха.

- А что я могу поделать, если один из них император, а второй просто жадный дурак.

Жадным дураком патрикий Александр назвал магистра Льва, вздумавшего нажиться на беде, постигшей Константинополь. Это он скупал зерно по всей стране и вздувал до неприличия цены, наваривая на каждой сделке по пятьсот-шестьсот процентов. Константин был абсолютно согласен с епархом – наглец редкостный! Вообще-то по законам Византийской империи патрикиям вообще было запрещено заниматься торговлей и ростовщичеством. Разумеется, почти никто этот закон не соблюдал, зато все соблюдали приличия. Магистр Лев, видимо, решил, что брату императора закон не писан, а солидарное слово ромейских патрикиев и вовсе пустой звук. Пришлось магистру Константину напомнить обезумевшему от жадности человеку, что в Константинополе даже императоры не вечны, а уж за жизнь их братьев в определенных случаях никто не даст и медяка. Лев совету мудрого человека внял, после чего цены на хлеб если и не упали, то, во всяком случае перестали расти. Возможно, недовольство новым императором вылилось бы в народные бунты, но как раз в это время пришли вести из Болгарии. Каган Святослав сдержал слово, данное ромейскому императору, и вторгся в Болгарию с огромной армией в сто тысяч человек. Впрочем, некоторые утверждали, что русов насчитывалось более двухсот тысяч. Иные называли цифру триста тысяч. Словом – сила неисчислимая. Мало осведомленные в интригах императорского двора, константинопольцы перетрусили не на шутку. По городу поползли слухи, что русы, подмяв под себя Болгарию, двинуться на столицу Византии. И теперь городские обыватели не только не плевали в след клибанофоров, но даже приветствовали их радостными криками. Доверие к армии стремительно возрастало, как и уважение к императору Никифору, который один сумел разглядеть угрозу с севера и даже принял ряд мер, чтобы встретить ее во всеоружии. Волнения в городе сразу улеглись, но тревога в душах константинопольцев все же осталась, и теперь городские обыватели с надеждой смотрели в сторону императорского дворца и ждали, какой решение примет мудрый Никифор. К сожалению, император в это время пребывал в растерянности. Время от времени эта растерянность переходила в ярость, которая проливалась горячечной волной на головы перетрусивших придворных. Все отлично понимали, что Никифору есть от чего гневаться. Болгары не проявили доблести и не стали проливать кровь во благо Византийской империи. Войско, собранное наспех царем Петром, было разбито в пух и прах каганом русов и разбежалось. Болгарские города один за другим открывали ворота перед победителем. Дольше всех держался Доростол, где находилась резиденция болгарского патриарха, но, наконец, пал и он, к великой досаде императора Никифора. Царь Петр укрылся в отдаленной горной крепости, но от огорчения заболел и вскоре умер, несмотря на все старания искусных лекарей. Каган Святослав

126